Утро. Масленица.

Первака от ручья 
пригубила изба. 
Ты продрогшую дверь 
открываешь, как ларчик. 
Дай нам силы, Господь, 
ниспошли да избавь. 
А по доскам в сенях 
скачет мартовский зайчик. 
На печи ребятня, 
да гостей табор-дом, 
а под лавкой паук 
вяжет к вечеру свясла. 
И покажется солнышко 
сладким блином 
разливающим с неба 
по скатерти масло.


Танец мыльных пузырей

Ты покачиваешь телом
невесомо-мыльно-пенным.
Я плыву тебе навстречу
в малахитовый туман.
Это наш кошерный вечер
в ванной комнате Венеры
где внимательные тени
смотрят в кафельный экран.

Мы застенчивые боги
и у паствы в отлученьи.
Мы - влачение молекул,
мы - влекомая среда.
Мы гребем пучину Леты
рукавами жадных оргий
и нектар на лбу уже нам
без амброзии - еда.

Полуночным поцелуем
мы не чаяли упиться.
На объятия из пены
капля падает... Как вдруг
с накатившего мгновенья
больше нас не существует.
Мы - застывшие на лицах
остающихся вокруг.


        Натюрморт с мухой

В открытое окно влетела муха.
На ходиках без четверти двенадцать.
Девица-философия, по слухам,
не перед каждым станет раздеваться.

Экзамен на носу, очки... и лапки -
рассадники щекотки от вопросов.
Шесть лапок насчитал я по порядку,
а по трактату классика - их восемь!

Заныла дверь - предчувствую затылком
по паузе - сокурсница Сюзанна.
Не по Платону - фрукты и бутылка,
и туфли на столе не по Сезанну.

Она ушла, как час последней ночи,
как в горло перемятый шмат ириса.
А муха смотрит, словно молвить хочет:
- Да ты еще у Фрейда не лечился!

и, дергая в мозгу за нить коннекта,
сидит, как наш декан, с ухмылом хамским.
...Сворачивая в конус плоть конспекта,
я понял Ницше не по христиански.


     Поэтической женщине

Этой ночью ты медленно таяла,
как пломбир на краю покрывала.
Что под вечер читала? - Цветаеву? -
лучше б фикус с утра поливала.

Слита с утренним небом, над чашками
голограммой стоишь богоматери.
Носик чайника чует как тяжко мне,
поливая тюльпаны на скатерти.

Отбивные - исчадие напасти,
к супу - голода не напасти.
Может нам пообщаться анапестом? -
ты молчишь, рафинируя стих.

На стене полотно амфибрахия,
рыжий дактиль пасется у ног,
Глядя как зашиваю рубаху я,
ты - плетешь из сонетов венок.

Ты запомни, под сенью поэтики
медитируя в позе змеи:
труд - рабочим, эстету - эстетика,
киндер, кирхен и кюхен - твои.

И тогда, бросив быта мотыгу, я
наблюдая Пегаса в прицел,
через край по метафорам прыгая,
на охоту помчусь в ЦДЛ.


Пять фотографий

Без лапы мишка 
как-то невпопад
протягивает торт 
и нить с иголкой.
А ты сейчас 
у входа в райский сад
стоишь на стреме, 
с персиком в кошелке.

Помяв талон 
"Варенье за вранье",
ты в душевой 
грозящегося мая
снимаешь насквозь 
мокрое белье,
горчичный привкус
памяти смывая.

Послушно смотришь 
в борщевой эскиз
и, обжигаясь 
ложкой на пол падкой,
ты в казане 
размешиваешь рис,
как роешься 
в песочнице лопаткой.

Разлив на детство 
в собственном соку
шампанский привкус 
свадебной улыбки,
ты маслом жжешь 
поденную муку
чтоб из оладий 
строить пирамидку.

А из окна 
твой собственный портрет
с ведром, лопаткой, 
в ситцевой панаме:
снимая пробу 
с пасочницы лет,
малышка в рот, 
как булку, тянет камень.